Самоубийство или бегство от невыносимой реальности?
Впрочем, это как масло масляное.
Добровольный уход из жизни – всегда трусливое отступление с линии фронта.
Форма не меняет сути, за слова и неправильные выборы не спрячешь необходимость каждодневной борьбы за выживание, жизнь, за эволюцию.
Борьба и есть суть и путь любого вида прогресса.
От чего же он бежал? Или от кого? Ответ мы получили, войдя, наконец, в квартиру.
Андрей и вправду купился на обещанные пол-литра.
В одних трусах, мятый и пьяный, он вожделенно предстал перед нами.
– Боже, Андрюша, ты как? – выдохнула глупейший из всех возможных вопросов наша сердобольная Анжела и принялась взмахивать руками и суетиться.
– Плохо… – мрачно прошептал Андрей, провожая мутным взглядом её скрывшуюся в ванной фигурку.
– Он приходит не только ночью… Теперь не только ночью… Но и днём. Вон он!
Вытянув к окну дрожащую руку, он указывал на нечто, видимое лишь ему.
Женька и Анжела молча переглянулись, пожав плечами.
«Белая горячка…» – явственно читалось на их подёрнутых сочувственным презрением лицах.
Крика от увиденного не было. Андрей находился в той стадии эмоционального выгорания, которая наступает вслед за сильнейшим стрессом и бесплодными попытками психики справиться с ним.
Она стояла в его глазах прахово-серой пеленой.
Безысходность.
– Помоги. Ты знаешь, что делать… – прошептал он, впиваясь в меня молящим взглядом.
Жизнь умирает после гибели надежды.
За пылевой стеной выгоревшего отчаяния я увидел золотистые проблески силы. Душа продолжала вести бой. Проигрывала, но не сдавалась.
Шансы на спасение талантливого хореографа ещё оставались.
Если б он оказался прав! И откуда я мог знать, что мне делать? К тому моменту я и не подозревал, что именно с меня в театре начались столкновения творческой братии с мистическими проявлениями бытия…
Знал-не знал, неважно.
Горящий взгляд протрезвевшего от обретённой надежды страдальца побуждал к действию.
Сдавленный со всех сторон пристальным вниманием актёров, с натужной непринуждённостью я изрёк:
– Ну…
– Спаси меня, спаси!
Почти беззвучный шёпот ударил по ушам больнее истошного визга.
Ухватив Андрея за вспотевшую ладонь, я повёл его к дивану. Мимолетно отметил охватившую меня решительность, не сильно ей удивился.
Уверенность поднималась из глубин души, и я полностью доверился ей. Скажем так, я не мог ей не довериться. Выбора у меня не было. Было время на единственное правильное действие.
И я его совершил.
Пришедшая изнутри сила поглотила моё сознание, и я стал кем-то иным, кем ощущал себя мгновение назад. Я и не я, нечто гораздо большее моей личности говорило и действовало.
Толкнув Андрея на диван, я схватил его за плечи и принялся трясти.
– Ты должен принять его! Ты должен принять его! Ты должен принять его!
Голова танцора сначала беспомощно болталась из стороны в сторону. Вытаращенные глаза пялились на меня с животным ужасом.
Не помню, сколько времени я тряс его и кричал, рвал его сознание одной и той же фразой, но постепенно золотистое сияние силы начало набирать цвет, муть исчезла, и вдруг я остановился, глядя в блестящие и спокойные глаза вверившегося мне человека.
– Я принимаю его, – ровным, почти не своим голосом сообщил Андрей. Из-за спины донёсся изумлённый вздох.
Разжав руки, я непроизвольно обернулся и увидел испуганных супругов, жмущихся друг к другу.
Анжела прикрывала рот нервно трясущейся рукой.
Я понимал её чувства.
Никогда за десять лет работы в театре мы не видели неугомонно экспрессивного Андрея таким спокойным.
Неестественно спокойным.
Вернув внимание к объекту потрясения, я обнаружил его крепко спящим на продавленном под грузом человеческих страстей диване. Поза зародыша необычайно шла к новорождённости его душевного состояния.
Андрей пересёк некий рубеж внутреннего развития, я чувствовал это. Так же, впрочем, как и я сам. Так же, как и пятеро других сотрудников нашего театра.
Их имена и лица выплыли из ниоткуда и теперь парили перед моим взором.
И с каждым из них я чувствовал особую связь.
Но мне было дозволено проживать это восприятие совсем недолго. Пара перестуков сердца – и видение истаяло, а вместе с ним ушло и чувство соединства с собратьями по данному духовному опыту.
Загадочная сила, заставившая меня помочь Андрею, свернулась в клубок и затаилась в недрах души.
Но её отсвет я успел ухватить и закрепить в памяти земной личности.
Кольцо… Белая змейка вынырнула из глубин памяти, проскользнула перед лицом и сиганула вниз. Из-под дивана ярким всполохом мелькнул изящный хвост. Приманенный её движением, я резко присел, но отчего-то упёрся взглядом в руки спящего хореографа. Кольца ни на одном пальце не было…
Представители древней и могущественной цивилизации Туран вели меня через испытания и трудности ради духовного роста землян.
И, конечно, ради собственного, то есть лично моего, духовного становления.
– Из тебя неплохой гипнотизёр получится! – тяжёлая рука Женьки хлопнула меня по плечу.
– Где ты гипноз увидел? – я с интересом уставился в круглое добродушное лицо толстяка.
Вынырнувшая из-за его спины Анжела кокетливо приобняла меня за талию.
– Не жадничай, поделись с нами, где ты гипнозу успел обучиться? Андрюша и глазом не успел моргнуть, как в трансе оказался! Ловко ты его скрутил! Научи меня внушать! А то любимого от пива не могу отучить, живот всё растёт…
Игриво подмигнув радостно скалящемуся Женьке, она заливисто засмеялась.
– Ну попробуй, отучи! Скорее я тебя отучу макароны жрать на ночь! – похоже, забыв о моём очень тесном присутствии между ними, бас с грубой страстью ухватил жену за филейную часть.
Не без труда я высвободился из жарких объятий развеселившейся парочки. Не создан для групповых утех, не создан…
Влюблённые продолжали миловаться. Похоже, они пребывали в счастливой уверенности относительно получения долгожданных ролей. Помогли худруку и ждут заслуженной награды… Думаете, актёра можно купить деньгами? Ошибаетесь! Возможность выразить себя на сцене – вот его цена! Впрочем, у каждого актёра она своя…
Что ж, не время раскрывать карты. На роли в новом мюзикле я спланировал пригласить ребят из конкурирующего театра.
